• Сегодня 19 марта 2024
  • USD ЦБ 91.98 руб
  • EUR ЦБ 100.24 руб
Центр компетенций ОЦО
Материалы конференции «Обучение без границ: индивидуальный маршрут для каждого ребёнка»
Деловой завтрак «Налоговый мониторинг»
Одиннадцатая конференция «Цифровые технологии в фармацевтике: фокус на импортозамещении и повышении эффективности»
Третья конференция «Актуальные вопросы применения машиночитаемой доверенности»
https://vk.com/cforussia

Клеточное мышление

24.02.2012

В 2002 году швейцарский фармацевтический концерн F.Hoffmann — La Roche продал свои активы на фармакологическом массмаркете — подразделение по производству витаминов — голландской компании Royal DSM N.V. за $2,2 млрд. Сделка потребовалась компании, чтобы сконцентрироваться на новом и тогда еще довольно футуристическом направлении — "таргетной", или "персонализированной" медицине. Концепция, которую Roche первой из фармкомпаний объявила своей официальной стратегией всего пять лет назад, уже приносит ей около $15 млрд в год — треть от ее текущей выручки, и, по всей вероятности, скоро станет доминирующим источником дохода. Благодаря походу "вглубь клетки" компания создает препараты, блокирующие механизмы запуска болезни на клеточном уровне. Разделяя одно заболевание на десятки разновидностей, например по типу поведения определенного белка, компания готова создавать для каждого из них таргетное лекарство. Разработкой персонализированных препаратов сегодня заняты практически все крупные фармкомпании. Подобное дробление хоть и снижает объем целевой аудитории для каждого препарата, но благоприятно сказывается на бизнесе в целом. И у этого есть веские причины: стремление людей прожить хотя бы на пару лет больше, а также желание государственных чиновников сделать стоимость этих "дополнительных" лет жизни как можно дешевле.

"Эволюция представлений о том, откуда берутся болезни, выглядит так",— рассказывает CEO компании F.Hoffmann — La Roche Северин Шван. До 1950-х в медицине царила наблюдательная биология — вооружившись микроскопом, ученые изучали клетки и организмы. Затем была открыта структура ДНК, и в поле зрения исследователей попали гены и кодируемые ими молекулы белков. 1960-1980-е расшифровали генетический код, и, соответственно, возник генный подход к трактовке заболеваний. "Главное — стал понятен вектор,— говорит Шван.— Надо идти "глубже", внутрь клетки".

Клетка, изображенная в докладе Швана, похожа на картофелину с проросшими глазками. Глазки — рецепторы, которые запускают химические реакции, управляющие развитием клетки. Пути этих команд называют сигнальными, по одному они следуют к делению клетки, по другому — к ее смерти. В начале 1990-х калифорнийская биотехнологическая компания Genentech обнаружила, что 30% случаев рака молочной железы сопровождаются обильным продуцированием на поверхности клеток белка HER2. В нормальном состоянии HER2 — созидатель. Благодаря ему рождается целый класс необходимых организму клеток. В случае мутации гена, отвечающего за HER2, количество этого белка на поверхности клетки резко увеличивается, и он начинает буквально бомбардировать ядро клетки командами к делению. Так возникает ее неконтролируемое размножение. Собственно опухоль и есть ткань, где рождение клеток драматически превалирует над смертью. Начав безудержно расти, здоровая ткань превращается в раковую.

$ 2,5 млрд. В такую сумму обошлось компании Roche создание препарата "Герцептин"

Миллиарды рынков

Препарат "Герцептин", разработанный Genentech, представляет собой молекулу, которая "подходит" белку HER2. Соединяясь с ним, препарат отнимает у новой конструкции возможность активировать сигнальный путь, запускающий деление клетки. Молекула "Герцептина" связывает белок-мишень, и опухоль перестает расти.

"Герцептин" вышел на рынок в 1998 году. Сегодня он ежегодно спасает жизни 40 тыс. пациенток, у которых был обнаружен переизбыток HER2 в опухоли молочной железы, или почти треть всех больных. Поиск ответа на вопрос, почему это происходит только в 30% случаев, фактически и способствовал появлению на свет новой отрасли и новой концепции — персонализированной медицины. Суть — выделить среди всех больных тех, у кого болезнь запускается одними и теми же внутриклеточными механизмами.

"Сегодня ученые соглашаются, что нет единого понятия "рак молочной железы", а есть как минимум семь его разновидностей, объединенных под этим общим понятием",— отмечает Северин Шван. Среди новых дробных видов есть специфические случаи, связанные с гиперактивацией гена HER2. Выделить из всех больных пациенток с HER2-положительным раком молочной железы и назначить им препарат, блокирующий белок-мишень HER2, и есть новый подход. Раньше лечение этого вида рака было во многом стандартно, результат — лишь 20% пациенток преодолевали 10-летний порог выживания. Сейчас у 80% пациенток, пролеченных таргетными препаратами, стойкая ремиссия.

В марте 2009 года Roche завершила приобретение Genentech, обошедшуюся ей в $46,8 млрд. Благодаря сделке в арсенале компании появилась целая линейка таргетных препаратов, на развитие которой сделала ставку Roche. На фармрынке принято считать, что создание препарата-блокбастера обходится фармкомпании от $1 млрд до $3 млрд. Продажи "Герцептина" только в 2011 году составили около $5 млрд, всего же за время существования он принес компании более $30 млрд. В 2010 году из $47 млрд выручки компании $11 млрд пришлось на три препарата персонализированной медицины — "Авастин", "Мабтера", "Герцептин".

Нервный импульс

Онкология — яркий пример применения таргетной терапии, но только ею дело не ограничивается. Взять, например, один из самых распространенных недугов на планете — астму. Ею болеют от 4% до 10% населения большинства стран. Порой за возможность вдохнуть астматику приходится вести настоящую борьбу, которая иногда заканчивается летальным исходом. При этом лекарства, исцеляющего астму, до сих пор не существует. Однако в ближайшие годы в деле борьбы с астмой может произойти перелом. Препарат "Лебрикизумаб", который Roche выводит на рынок в ближайшие годы,— еще один потенциальный хит в ее линейке таргетных препаратов. Мишень "Лебрикизумаба" — молекула интерлейкина-13 (IL13). Кроме участия в процессах, связанных с дыханием, активация IL13 ведет к выработке больших количеств белка периостина. Исследования показали, что подобный механизм характерен примерно для половины астматиков. Периостин — маркер, IL13 — мишень. Так появляется еще один рынок, аудитория которого, по оценкам Шона Боэна, руководителя направления исследования и разработки компании Genentech, составляет несколько миллионов человек.

Схожие концепции выводят Roche и на рынки препаратов для самых малоизученных заболеваний — психических расстройств. На финальных стадиях разработки находится "Окрелизумаб" — для лечения множественного склероза. В 2014 году ожидается выход "Битопертина", который сможет лечить отдельные специфические виды неизлечимого ранее аутизма и даже болезнь Альцгеймера.

Разделяй и властвуй

"Как думаете, сколько мишеней человечество обнаружило на сегодня?" — спрашивает Северин Шван. "Меня самого это удивляло,— сокрушается он — немногим более ста. Но что мы видим в настоящий момент? Стремительный рост числа обнаруженных мишеней и перспективы открытия еще большего их количества в ближайшее время".

Сегодня в линейке Roche шесть препаратов персонализированной медицины. К запуску готовы еще 12, половина которых появится на рынке в ближайшие год-два, после завершения клинических исследований. Но темпы познания, которые обозначает Шван, демонстрируют, что скоро мы будем иметь дело с тысячами, если не с десятками тысяч мишеней. А значит, и с препаратами для них — со все более высокими показателями эффективности, но и со все меньшими рынками для каждого из них. "Уже в трехлетней перспективе мы ожидаем, что доля в выручке компании от направления персонализированной медицины достигнет 50%",— говорит Шван.

Сегодня в гонку по созданию таргетных препаратов включились практически все фармацевтические компании рынка инновационных лекарственных препаратов. По исследованию "Персонализированная медицина — научный и коммерческий аспект" компании Jain PharmaBiotech, опубликованному в октябре 2011 года, в этой сфере уже работают 244 фирмы — от гигантов фарминдустрии до небольших биотехнологических компаний. При этом у каждого крупного игрока фармрынка в сфере персонализированной медицины есть проект той или иной степени готовности. Согласно исследованию консалтинговой компании Diaceutics, десятка компаний, внесших самый заметный вклад в развитие этого направления, сплошь состоит из гигантов фармрынка. Это Roche, Novartis, AstraZeneca, Eli Lilly, Bristol-Myers Squibb, Pfizer, GlaxoSmithKline, Sanofi-Aventis, Amgen и Merck & Co. Также в исследовании приводятся данные, что 46% всех новых препаратов, находящихся на момент исследования в третьей фазе клинических испытаний, будут работать в рамках персонализированной медицины.

Вооружившись последними данными, полученными в молекулярной биологии и генетике, ученые осторожно соглашаются с тем, что любая болезнь так или иначе связана с процессами, вызванными генными изменениями. Геном человека содержит от 20 тыс. до 25 тыс. генов. А значит, у фармкомпаний гигантское поле работы. По исследованию, которое провела в 2009 году консалтинговая компания PricewaterhouseCoopers, на тот момент рынок персонализированной медицины составлял $232 млрд и рос на 11% в год, к 2015 году компания прогнозировала его объем в $450 млрд.

В России продукты персонализированной медицины продаются по программе льготного лекарственного обеспечения — государственного финансирования, как и большинство сложных дорогостоящих препаратов. В рейтинге исследовательской компании "Фармэксперт" в топ-20 самых продаваемых по этой программе лекарственных препаратов за три первых квартала 2011 года входят шесть продуктов персонализированной медицины: три препарата Roche ("Мабтера", "Пегасис" и "Герцептин"), "Гливек" от Novartis, "Велкейд" от Janssen и "Ремикейд" от Schering-Plough. Объем продаж этих препаратов за три первых квартала 2011 года составил около 20 млрд руб.

Год жизни

"Если наше правительство дает $700 млрд банкам, наделавшим плохих долгов, почему бы не дать $1 млрд компании, которая создаст лекарство, что спасет хотя бы 10 тыс. человек?" — в риторическом вопросе, заданном на медицинском форуме, скрыта знаковая вещь. Если разделить $1 млрд на 10 тыс. человек, мы увидим стоимость человеческой жизни. Ровно по $100 тыс. за каждую. Цифры, взятые вроде бы с потолка, удивительно близки к истине. Годовой курс лечения "Герцептином" стоит $45 тыс., "Авастином" — $55 тыс., общая стоимость лечения может достигать $300 тыс. То есть речь и правда идет о сотнях тысяч долларов. Знаковое же здесь то, что оценивать стоимость человеческой жизни и устраивать капиталистическое соревнование за снижение этого KPI становится не безнравственной антиутопией, а доминирующей идеей.

В новой реальности, которую достраивает Roche, разговоры о стоимости медицинских услуг больше похожи на обсуждения, предшествующие выбору автомобиля. Конечно, цена машины имеет значение, но не менее важный вопрос — стоимость ее обслуживания в пересчете на километры пробега или годы службы. Новый препарат компании Roche "Зелбораф", призванный бороться с неоперабельной или метастатической меланомой с мутацией BRAF,— чемпион по стоимости: годовой курс терапии стоит $85 тыс. Для сравнения: максимальная сумма покрытия медицинских издержек составляет в Великобритании около $40 тыс., в Швейцарии — $100 тыс.

"Сколько стоит продлить жизнь на один год с хорошим качеством жизни? — спрашивает Северин Шван.— В Швейцарии, богатой стране, мы тратим гораздо больше на тюнинг автомашин, чем на препараты для лечения онкологических заболеваний". Другой вопрос: что лучше, потратить $30 тыс. и прожить год или $100 тыс. и прожить пять лет? Шван уверен, что на эти вопросы должно дать ответы общество: "В Великобритании общество решило, что еще один год жизни стоит 30 тыс. фунтов. Можно, конечно, оспорить это. Такова ли стоимость жизни?" Однако прагматичные страховые компании, а вслед за ними и чиновники от здравоохранения уже дают свой ответ. Стоимость года сохраненной качественной жизни (QALY) становится важным показателем оценки эффективности препаратов. Это важный аргумент в пользу того, что концепция таргетной медицины получит их поддержку. Возможно, не менее важный, чем само стремление победить болезнь. Ну и, конечно, QALY станет определяющим показателем бизнес-эффективности медицинских компаний.


Константин Бочарский, Журнал "Коммерсантъ Секрет Фирмы"


Комментарии

Защита от автоматических сообщений