• Сегодня 29 марта 2024
  • USD ЦБ 92.26 руб
  • EUR ЦБ 99.71 руб
PHARMA CRM Система для автоматизации процессов фармкомпаний: управление визитами, полевыми и госпитальными продажами, медицинскими представителями
Коля в Третьяковской галерее
Деловой завтрак «Налоговый мониторинг»
Одиннадцатая конференция «Цифровые технологии в фармацевтике: фокус на импортозамещении и повышении эффективности»
https://t.me/cfo_russiaru

Владимир Познер: «Деньги никогда мною не управляли»

24.01.2008

Деньги и независимость

Деньги никогда мною не управляли. Никакая сумма, предложенная мне в противоречие моим принципам и взглядам, не будет играть роли. Сложно сказать, откуда у меня появилась такая позиция: в семье нам не прививали определенного взгляда на деньги. Но я вырос в Америке, и многое в моем отношении к ним сложилось само собой, как было принято в нашем окружении.

ПознерПомню свой первый заработок – мне было лет девять, и я стал разносчиком газет. В Америке ребенку дают карманные деньги, а он делает что-то по дому: чистит родителям обувь, накрывает на стол, моет посуду. Но я хотел большего, и отец мне сказал: «Пожалуйста – зарабатывай!» И вот я пошел в магазинчик недалеко от нашего дома, где был газетный киоск. В те годы не очень часто подписывались на газеты, обычно договаривались с продавцом, и их приносили на дом. Я сказал хозяину, что хочу быть его разносчиком, и он меня принял. Нужно было вставать в пять утра, а в полшестого уже быть у Сэма, так звали моего хозяина. В первый день он мне показал, какие газеты в какие дома и какие квартиры нужно доставлять. На второй день я ему показывал, как все запомнил, а дальше уже все делал сам. При этом хозяин предупредил: «Я не буду тебе платить, но по праздникам ты имеешь право звонить в двери клиентов, говорить, что ты – их разносчик, поздравлять с праздником, и тебе дадут на чай. Сколько дадут – меня не интересует: это – твои деньги, ты их заработал». И вот на Рождество я получил 100 долларов! На сегодня это никак не меньше тысячи. В результате я купил велосипед с корзиной и впредь не разносил газеты, а развозил. Дома к моему заработку относились так же, как Сэм: это – твои деньги, делай с ними, что хочешь. Хотя, конечно, я все равно что-то отдавал, покупал маме подарки.

Однажды я опоздал: пришел, а хозяин уже сам отправился по адресам. Я дождался его: «Извините, вчера у нас были гости, я проспал». Он меня похлопал по плечу: «Ничего, не извиняйся. Но в следующий раз, когда проспишь, не приходи вообще. Есть другой мальчик, который очень хочет эту работу». Все! Урок был усвоен навсегда.

Только тогда, когда я стал зарабатывать достаточно прилично, я вдруг понял, за что ценю деньги – они дают независимость. Я свободен! Я не боюсь, что меня уволят, и что будет потом. А ничего не будет: проживу! Конечно, благодаря деньгам я могу себе позволить ездить по миру, жить в хороших гостиницах, покупать то, что мне нравится, – все это очень приятно. И что еще более важно: я могу помогать своим детям, семье, даже сторонним людям. Но все-таки главное – это чувство независимости.

Об управлении деньгами государства

Прозрачность всегда лучше, чем непрозрачность. Для меня это действительно важно. Мне как налогоплательщику должно быть известно, куда идут мои деньги, я хочу понимать бюджет, поскольку есть вещи, на которые я совершенно не хочу платить налоги.

Когда я имею дело с каким-то политическим деятелем, я как гражданин предъявляю к нему самые высокие требования с точки зрения чистоты его финансовых дел. Не должно быть переплетения частных и государственных интересов, что у нас, несомненно, встречается очень часто. Конечно, я знаю, что и в США, и во Франции, и в Италии крупные государственные деятели пытаются порой скрыть, кого они представляют и каковы источники их доходов. Но все-таки за 200 лет рыночных отношений на Западе выработались некие правила игры, и если вскрываются злоупотребления, последствия бывают самые драконовские. Мы же только нащупываем свой путь, постепенно становимся более взрослыми. Нам это необходимо, и не только для того, чтобы сами граждане лучше понимали, что происходит в стране. Прозрачность важна для международных связей. А на сегодняшний день отношение в мире к нашему бизнесу и государству, занимающемуся бизнесом, в общем настороженное.

О контроле над властью

Сегодня СМИ в нашей стране не выполняют своей основной функции – «сторожевой собаки». Конечно, они должны также и информировать, и развлекать. Но главная их задача, на мой взгляд, именно в том, чтобы «свистеть в свисток», blow the whistle, как говорят в Америке. Кто еще может контролировать власть, бизнес и их отдельных представителей, как не СМИ? А этого у нас не видно, разве что иногда на региональном уровне. С одной стороны, основные телевизионные каналы либо напрямую, либо опосредованно контролируются властью. Следовательно, быть «сторожевой собакой» они не могут: власть просто им не даст. С другой стороны, многие СМИ являются частью холдингов, что, на мой взгляд, абсолютно недопустимо. Крупный бизнес не должен занимается еще и прессой. Одно дело, когда это очень специальные издания, банковские, например. Но я говорю о СМИ широкого профиля, которые могли бы расследовать деятельность и конкретных людей, и корпораций, и самого государства.

Спросите людей на улице: хотели бы они знать, как государство расходует их деньги? Думаю, 95% ответят «да», но скажут, что это, наверное, невозможно. Мы не умеем спрашивать у чиновников, куда они направляют деньги, у нас нет понимания, как осуществлять такой контроль. И я не представляю, как отдельный гражданин или даже общественная организация могли бы решать такую задачу не только у нас, но и в других странах. Это – прямая обязанность СМИ.

Я понимаю, что есть статьи расходов, которые относятся к секретной сфере. Наверное, не нужно обнародовать, сколько идет на содержание спецслужб. Однако если взять Соединенные Штаты, то Палата представителей Конгресса, – а именно она занимается государственными деньгами, – обладает такими сведениями. Есть профильные комитеты, в которых проходят закрытые обсуждения бюджета ЦРУ. И депутаты будут рассматривать его исходя из моих интересов как избирателя. У нас этого нет, поскольку так называемая «партия власти» обслуживает прежде всего власть, а не избирателя. Отсюда и вывод: у меня нет никаких рычагов влияния, и мой представитель, кем бы он ни был, ничего не сможет сделать, поскольку существует эта «ручная» партия.

К примеру, ходит очень много слухов, что люди, работающие в Администрации президента, занимаются крупным бизнесом. Но мы не знаем об этом ничего наверняка, а ведь это – прямой конфликт интересов. Конечно, не надо быть идеалистами. Скажем, вице-президент США Дик Чейни тоже имеет крупные деловые интересы, хотя официально их, разумеется, нет. С этим трудно что-либо сделать, особенно потому, что в Америке вам просто необходимы большие деньги или поддержка крупного бизнеса, чтобы быть избранным или назначенным на высокий государственный пост. По-видимому, таково неизбежное следствие рыночной экономики. И все-таки в целом ряде стран (в Америкев меньшей степени), существуют законы, запрещающие крупным корпорациям жертвовать деньги в пользу кандидатов на выборах. Вы можете собирать деньги с частных лиц, ваших избирателей, но не корпораций. Есть средства обойти такие запреты, но законы хотя бы ограничивают злоупотребления.

О переменах

Чтобы изменить систему, нужно менять отношение рядового человека к сложившемуся положению вещей. Я думаю, что у подавляющего большинства населения России нет чувства, что это их страна, и они за нее отвечают. Никто не скажет: «я не допущу злоупотреблений!», путем ли демонстраций или иначе. Чаще люди думают: «лучше я буду заботиться о себе лично, а остальное – гори оно синим пламенем! – все равно ничего нельзя изменить». Нет соответствующей традиции – значит, нужно ее воспитывать: в школе, в каждодневной жизни. Даже тогда она укоренится лишь через несколько поколений. Это вещи из того же разряда, что учить детей чистить зубы или не чавкать. Можно принять законы, какие хотите, но не от них зависит поведение отдельного человека.

Вот самый бытовой пример коррупции. Остановил тебя гаишник, как правило, за нарушение. Дальше мы автоматически предлагаем ему деньги, и он их конечно берет. Нельзя ни давать, ни брать. Лично я никогда не предлагал взяток, даже в те времена, когда меня никто не знал в лицо. Если нарушил, значит, заплачу штраф. Да, это требует времени, и жалко его тратить. Но другого способа нет.

И так во всем. Приходишь куда-нибудь за справкой, хочется пройти все побыстрее, полегче – и мы предлагаем деньги. Это образ жизни, ломать его очень трудно, но все же можно. Например, сейчас в Москве ездят не так, как 10 лет назад: тебя пропустят, и ты пропустишь другую машину, а тебе даже ручкой помашут, мол, спасибо. И не потому, что я хороший или он добрый: просто постепенно приходит понимание, что так удобнее. Сегодня ты уступил дорогу, завтра – тебе. Такой подход должен стать само собой разумеющимся, и личный пример играет здесь большую роль. Поэтому я, например, поступал так всегда. Поначалу водители даже крутили пальцем у виска: мол, обалдел, что ли? Но ведь кто-то стал поступать иначе, и постепенно за ним подхватывают остальные.

О налогах и прозрачности бизнеса

Подавляющее большинство людей бизнеса хотели бы работать прозрачно. Но государственное устройство должно этому способствовать, налоги не должны лишать бизнес прибыли. По моему мнению, снижение налогового бремени резко увеличило бы поступления государства. Ведь если я владелец бизнеса, то мне всегда проще заплатить налоги, а не вести двойную бухгалтерию и жить в страхе. Лучше, когда можно сказать: у меня все чисто, я соблюдаю законы. Хотя, если в этих законах есть дырки, я имею право их использовать. Так принято везде: вы нанимаете классного налогового адвоката, который находит абсолютно законные способы снизить вашу налоговую нагрузку. Не вижу в этом никакой беды.

Что касается чиновника, то он смотрит на деньги совершенно иначе. У него – официально – нет бизнеса, он – официально – существует на зарплату. Конечно, он платит свои 13% с зарплаты, а вот со своего скрытого бизнеса не платит ничего. Поэтому чиновник совершенно не заинтересован в прозрачности и чистоте всей системы. Как только его бизнес станет чистым, он потеряет огромный источник доходов.

Конечно, у многих крупных бизнесменов есть желание переломить ситуацию с коррупцией. Но как? Они зависимы от власти, и у этой зависимости исторические корни, потому что многие крупные бизнесы возникли нечистым образом. Их владельцам прекрасно известно, что на них имеются все нужные данные. И если ты станешь в оппозицию, сразу все припомнится, и твой бизнес может быть разрушен. Пример тому – история Михаила Ходорковского. В последние годы он вел свой бизнес весьма прозрачно, но в нем было сделано много «допущений», когда шел дележ собственности и даже позже. Только когда такой бизнес перейдет в руки следующего поколения, картина изменится окончательно. Государство в какой-то момент тоже должно понять, что ему выгодно другое положение дел. Но сейчас очень многие представители власти в своих поступках исходят из соображений нынешнего дня: буду делать, что мне выгодно, а завтра – да Бог с ним. Нет видения будущего. У бизнесменов – есть, а у чиновников, хоть я и опасаюсь столь широких обобщений, его нет.

О финансировании творческих проектов

Я никогда не выступал в роли финансового управляющего своих проектов, моя работа связана только с творческой стороной. Это осознанная позиция, потому что я не бизнесмен и понимаю, что могу наломать дров. Конечно, я хочу знать и знаю, какой у нас бюджет, куда и как он будет потрачен. Но непосредственное управление деньгами – это прерогатива специальных компаний и продюсеров.

Например, сейчас я работаю над проектом 16-серийного документального фильма «Одноэтажная Америка». Мы повторили путешествие, которое проделали в 1930-х годах Ильф и Петров, и готовим свой рассказ об этом. Разумеется, я финансировал проект не из своего кармана. Чтобы привлечь деньги, я прихожу к продюсеру и говорю: у меня есть проект «Одноэтажная Америка». Для его реализации мне нужны такие-то люди (два оператора с техникой и т. д.), мы едем на два месяца. Потребуются такие-то расходы на бензин, машины, ночлег и прочее. То есть, именно я как профессионал должен оценить смету фильма и представить бизнес-план продюсеру, а не он мне. При этом я гарантирую, что проект пойдет на «Первом канале» в прайм-тайм, поскольку, предположим, я договорился об этом с генеральным директором канала. Другой вариант – я говорю, что не знаю, закупит ли телевидение наш фильм, что есть риск. Точно так же, если бы я делал кино, то не смог бы гарантировать, что народ на него пойдет. Мог бы только сказать, что по таким-то причинам это – очень выгодный проект. Конечно, продюсер может быть заинтересован не только в чистой прибыли, но и просто в участии: может быть, проект – громкий, и ему будет приятно видеть в титрах свою фамилию. Но чаще он, конечно, думает о том, сколько заработает, и нельзя его за это осуждать.

О доходах телевидения

Когда телевидением как бизнесом занимается один хозяин, к тому же не имеющий интересов в других сферах, он относится к нему, как к средству массовой информации. Когда же телевидение входит в огромную корпорацию, тогда это – сугубо бизнес, где все решается соображениями того, сколько ты потратил и сколько заработал. Что из этого выходит, видно на примере Америки. Когда CBS, одна из трех крупнейших телесетей США, принадлежала Биллу Пейли, и другого бизнеса у него не было, тогда на канале работали выдающиеся журналисты, такие как Уолтер Кронкайт. Пейли хотел, чтобы его телевидение было лучшим, оно являлось предметом его гордости. Как только владельцами CBS стали крупные корпорации, ее уровень упал. То же самое мы видим у нас. По-хорошему, следовало бы принять закон, запрещающий человеку, который всерьез занимается СМИ, заниматься каким-либо другим бизнесом. Либо ты «владелец заводов и пароходов», либо только газет. Безусловно, телевидение – это дорогое удовольствие, которое требует больших инвестиций, особенно информационное вещание. Но на независимых каналах информационная часть эфира рассматривается как обязательная. Она балансируется развлекательной частью, которая очень прибыльна и позволяет существовать информации.

Наше телевидение сплошь коммерческое. Оно может называться государственным, но на самом деле зависит от рекламы. У нас довольно странный подход к ее продаже: телеканалы продают рекламу агентствам на год вперед – чохом, по количеству часов, а не по программам. А как можно продать что-то на год вперед? Только сказав: посмотрите, какие у нас рейтинги! Главной задачей для телеканалов становится получение массовой аудитории, и уровень того, чему отдается предпочтение на экране, нивелируется. И выясняется, что у детских программ рейтинг чепуховый, серьезное кино люди тоже в массе не смотрят. Так что какой-нибудь блокбастер или Петросяна можно ставить в прайм-тайм, а вот Жванецкого – уже нет.

Этот процесс идет повсеместно, не только на нашем телевидении. Но если взять другие страны, то там помимо коммерческого есть и так называемое общественное телевидение, которое не зависит ни от рекламы, ни от государства. Оно может финансироваться за счет специального налога на телевизор, как BBC в Великобритании. А канадская телекомпания CBC целиком финансируется государством, но по закону эта сумма не может быть ниже определенного процента бюджета, и власти не имеют права вмешиваться в вещательную политику. А если власть не может менять это финансирование, то нет и инструмента давления. Еще пример: в США есть телекомпания PBS, бюджет которой зафиксирован в определенных рамках. На 17% он состоит из дотаций государства, примерно на 25% — из пожертвований частных лиц, а оставшееся дают крупные корпорации. Несколько раз в год по всей Америке идут рекламные кампании по сбору средств, и люди дают деньги, потому что считают общественное телевидение необходимым.

Главное отличие такого телевидения состоит в совершенно ином понимании своей задачи. Она состоит в том, чтобы информировать и просвещать, а если уж развлекать (что тоже необходимо), то развлекать, просвещая. И поэтому уровень передач здесь в целом высок. Администрация такого канала может выбирать аудиторию, например, может себе позволить ориентироваться на людей с высшим образованием и хорошей зарплатой. И в своей программной политике общественный канал может исходить из интересов такого зрителя.

Наконец, есть кабельное телевидение, где вы сами выбираете, что смотреть, и платите за это. Здесь может быть и реклама, но все равно вы получаете тот набор программ, который выбираете. Кабельное ТВ – тоже альтернатива тотальному ухудшению телевещания. Но оно никогда не будет пользоваться таким влиянием, как эфирные каналы.

О политической конкуренции

Вы не обращали внимания, что Русская православная церковь просто впадает в истерику, когда заходит речь о проповеди в России со стороны католиков? Спрашивается, почему? А потому что РПЦ неконкурентоспособна. Она не понимает, как ей выиграть в этом споре, как убедить господина Икс, что православие – это то, что ему нужно.

Наша власть точно такая же. Она может закрыть, наказать и так далее, а вот конкурировать не умеет. Мы видим это абсолютно во всем, в том числе – в состоянии телевидения. В западных странах невозможно взять и вдруг сделать телевидение государственным: не пройдет, никто не позволит! И поэтому государственные деятели – политики, конгрессмены, сенаторы – приходят на телевидение. Их не приходится приглашать дважды, потому что они понимают, что это – способ говорить с населением и показывать преимущество своей точки зрения над взглядами конкурентов.

О благотворительности

Мне кажется, что большие деньги накладывают на человека моральные обязательства. Если твоя жизнь сложилась удачно, разумеется, благодаря твоим стараниям, и ты стал богат, я думаю, ты должен что-то возвращать стране. И мы видим, как это делается в мире, в особенностив Америке. США – не самое социальное государство, и многие граждане берут на себя его функции. Яркий пример последнего времени – Билл Гейтс. Что руководит такими людьми? Наверное, Гейтс занимается благотворительностью не потому, что он – хороший, или ему нужно привлекательное реноме (хотя, не стоит этого исключать). Скорее, он мыслит так: «Это – моя страна, я хочу, чтобы она процветала. Она мне дала очень много, и я хочу вернуть свой долг».

Такой взгляд очень развит у американцев. Для меня лучший пример этого – детская больница в городе Нэшвилле, штат Теннеси, в которой расположен исследовательский институт по лечению рака у детей. Что не характерно для Америки, здесь не берут денег с пациентов (вернее, берут только с тех, кто может заплатить). Но около 29 миллионов американцев каждый год жертвуют деньги на эту больницу. Кто пять долларов, кто десять, кто десять тысяч. Почему они это делают, особенно если речь всего о нескольких долларах? Потому что человек, который делает такое пожертвование, думает: «Это – замечательная больница, и я хочу, чтобы в моей стране такая больница существовала. Дай Бог, чтобы мне она не понадобилась, но я – патриот этого дела». И так во многих странах: у людей просто есть ощущение, которое можно выразить словами: «это – мое, черт возьми!» И здесь не важно, зарабатывает человек много или очень средне.

Такой менталитет приходит только со временем. При советской власти его не было, поскольку само государство было патерналистским и брало на себя все функции. Это воспитывало в людях чувство: «они мне должны, они!» Моя позиция всегда была другой. Скажем, я учился в Америке в одной школе, которую обожал, и которая для меня сделала очень многое. И я жертвую деньги на эту школу. В России есть детский дом, куда я регулярно посылаю деньги. Да, мне очень повезло: я хорошо зарабатываю и хорошо живу. Но то, что необходимо оказывать такую поддержку, хотя и не обделяя себя,— для меня очевидная вещь.

Федор Богдановский


Комментарии

Защита от автоматических сообщений